Наталья Белозерова: Здесь всегда есть место свободе мысли

                                                                                                                                                                                                                                                                                            90-ЛЕТИЮ ТюмГУ

Тюменский государственный университет вступил в знаменательный год – осенью первому вузу Тюмени исполняется 90 лет! За эти годы он претерпел немало трансформаций, преодолел много знаковых рубежей в своем развитии, стал узнаваем и авторитетен в стране и за рубежом, с участием в проекте 5-100 вошел в элиту отечественной высшей школы.

За всем этим стоят люди, человеческий капитал, как сегодня принято именовать в ТюмГУ профессорско-преподавательский состав. Иногда это целые династии. Белозеровы начинали здесь без малого 90 лет назад, почти с основания тогда еще института. Сегодня «семейное дело» в университете продолжает доктор наук, профессор, с 1989 до 2018 года – заведующая кафедрой английского языка Наталья Белозерова.

– Наталья Николаевна, предлагаю с основателя и начать. Официального материала о вашей бабушке Зинаиде Павловне Белозеровой в открытом доступе недостаточно, а личность, говорят, легендарная, в Гражданскую у самого Буденного воевала…

– С Буденным ей не довелось воевать, она служила в 11-й армии, в штабе Орджоникидзе. Оттуда вместе с мужем попала на учебу в Москву, в университет высшего командного состава. В армии занималась ликвидацией безграмотности солдат, после рождения детей оставила военную службу.

В Тюменском университете (тогда – агропединституте) она начала работать в 1931 году, то есть на второй год после открытия вуза. Тогда деда перевели из Саратова в Тюмень, он был военным, здесь – замкомдива. 2 декабря 1937 года его арестовали по правотроцкистскому делу, а 8 августа следующего года, как потом выяснилось, расстреляли, хотя присылали похоронки и в 1941, и в 1942 годах о, якобы, естественной смерти.

Тем не менее, бабушка во время войны была уже деканом историко-филологического факультета. А поначалу занималась в молодом институте организацией учительских факультетов, непосредственно учебной деятельностью. Работала здесь до пенсии, в 1971 году ушла из жизни.

– Дети Зинаиды Павловны продолжили ее дело, стали педагогами и тоже причастны к ТюмГУ?

– Да. Но мама, Людмила Леонидовна Белозерова, начинала учиться в химико-технологическом институте в Ленинграде, в начале войны рыла окопы, до февраля 1942 года работала на одном из химических заводов, потом по Ладоге ее вывезли из блокадного города. В Тюмени устроилась на химфармзавод (эвакуировали из Москвы), где и познакомилась с моим будущим отцом – он был там сначала директором, потом главным инженером. Мама не стала доучиваться по направлению химии, так как здесь еще не было такого факультета. Позднее, когда уже я появилась, она пошла сначала в педагогический на русский язык и литературу. По окончании долгое время преподавала в вечерней школе.

А тетя, Галина Леонидовна Белозерова, училась сначала на биологическом факультете, когда открыли химический, перешла туда. Какое-то время преподавала биологию и химию в школе, потом долго работала на радио и телевидении, к сожалению, в 49 лет ушла из жизни.

Помню, студенты, с которыми Галина училась, каждое воскресенье были у бабушки (она их подкармливала обедами). Это была очень веселая компания.

– Почему у всех фамилия бабушки?

– У каждого своя история. Моя такова: отец – немец Больц Николай Оттович. После окончания Плехановского института долгое время работал в химической промышленности, после стажировок в США и Франции налаживал здесь фармацевтическое производство, работал в министерстве. Когда завод им. Карпова в начале войны был эвакуирован в Тюмень, отца не просто эвакуировали, а как немца сюда сослали. Поэтому меня не стали записывать на его фамилию.

Правда, это не сильно помогло. Отец долгое время был невыездным, и я фактически до 1964 года не могла уехать дальше Урала. Когда подружки ездили в Москву, я им, может, и не завидовала, но чуть-чуть обидно было. Тогда мне не говорили, почему нельзя, это я потом узнала.

– В те времена педагоги всех уровней составляли большую часть советской интеллигенции, а преподаватели вузов в этих рядах считались элитой. Вы чувствовали это в семье? На ваш выбор профессии повлияли семейные традиции?

– Наверное, так, но только отчасти. У нас все работали. Отец – на заводе, и я очень любила вместе с ним рано вставать (до сих пор рано встаю), всегда провожала его. Еще у нас дома всегда была куча книг, у меня даже собственная полная этажерка.

Но нельзя сказать, что меня кто-то за ручку водил, родители возвращались поздно, на меня никто не давил. Мы жили на Ленина, 2, напротив круглой бани. Во время войны там эвакуированных селили, потом – офицеров, возвращающихся из Германии. И так получилось, что детей моего возраста (плюс минус год) набралось здесь около семидесяти. Большая компания. Нас пытались организовывать, за нами присматривали жены офицеров, но мы как-то по своим дворовым законам жили, в логу играли, в фонтане купались… Я не была домашней девочкой.

Большее влияние на меня, скорее, оказали как раз те студенты, которые к бабушке приходили по выходным. Там меня в шесть лет кто-то научил решать интегральные уравнения, Галина, обучаясь на биологическом, брала во все походы по местным лесам и полям, я знала названия всех растений и птиц. Читать очень рано научилась, а папа дома со мной по-немецки разговаривал, так что я фактически с детства билингв.

Но мое детство проходило не только во дворе, овраге и фонтане. В «красном корпусе» (сегодня это административный корпус ТюмГУ на Володарского, 6, – УСК) бабушка работала деканом, я могла запросто зайти в деканат, даже на лекциях бывала. Мама и тетя учились здесь.

– Таким образом, при всех «отчасти» и, судя по вашему сегодняшнему положению, к окончанию школы у вас не было проблемы, куда пойти учиться дальше?

– Кроме уже перечисленного, мы почти все из нашего двора занимались в театральном кружке. А потому хотелось в артисты. Я поехала поступать сначала на режиссерский. Не получилось. Вернулась в Тюмень, здесь набирали какую-то актерскую группу, не помню, от какого учебного заведения, но отдельно от театра. Я прошла первый тур, и тут телеграмма, что папа умер (он был на отдыхе в Гудауте).

В общем, год прошел. На следующий еще раз безрезультатно съездила в Москву. Когда вернулась, бабушка строго заявила, что хватит кататься.

Успешно сдала экзамены и поступила на английское отделение. Училась нормально, хотя английский был для меня новым языком, в школе изучала немецкий и дома на нем общались с отцом.

Деканом факультета тогда был Георгий Сергеевич Бабкин.

– Сильно переживали, что с артистической стезей не связалось?

– Не связалось – и не связалось. А вот с режиссурой… Если анализировать работу преподавателя, то можно понять, что здесь много приходится режиссировать.

– Итак, началась ваша педагогическая карьера…

– Закончила институт, год работала в школе, затем перешла сюда. Сначала была лаборантом на факультете иностранных языков, потом стала преподавать английский.

Хочу обратить внимание, что педагогическая карьера – это не только, даже не столько, преподавательская деятельность, но и непрерывная собственная учеба. Два года училась в Ленинграде на высших педагогических курсах, потом аспирантура, где фактически тоже за два года подготовила кандидатскую диссертацию по творчеству ирландского писателя и поэта Джеймса Джойса, защитила ее в Ленинграде в 1987 году. Через пару лет возглавила в ТюмГУ кафедру английского языка. В 1993 году выиграла какой-то большой грант и поехала на восемь недель учиться в университет Олд Доминион (Old Dominion University) в штате Вирджиния, США.

Когда появились первые компьютерные классы, это стало большой поддержкой не только в обучении студентов, но и в исследовательской работе. Компьютеризация открыла доступ ко всем библиотекам, появились хорошие возможности работать над докторской диссертацией. Защитила ее в 2001 году в диссовете педуниверситета Екатеринбурга.

В том же году открыли в ТюмГУ аспирантуру по специальности «Сравнительно-историческое, типологическое и сопоставительное языкознание», а еще через два года и диссовет, который я до сих пор возглавляю. У нас защищено 172 диссертации соискателями из Красноярска, Челябинска, Екатеринбурга, Сургута, Тобольска… В прошлом году защитилась китаянка У Дзиньвень, обучавшаяся в магистратуре и аспирантуре ТюмГУ. Сейчас у нас есть аспиранты из Нигерии, готовятся поступать в аспирантуру молодые люди из Египта и Сирии.

– Наталья Николаевна, вы в ТюмГУ со студенческих лет, кавалер университетской медали «За выдающиеся успехи», в вашем активе более десятка благодарностей руководства вуза… На этом основании можете судить о нем, сравнивать «тогда» и «сегодня».

– Если говорить о прошлом, прежде всего вспоминаются, конечно, молодость, студенческие годы. Нас не опекали, у нас не было никаких тьюторов, достаточно много было свободы, мы сами организовывали КВН и другие молодежные мероприятия. По сей день убеждена, что на факультете романо-германской филологии такую атмосферу создавал наш декан Георгий Сергеевич Бабкин. Он доверял студентам и поддерживал их во всех начинаниях.

Вспоминая те времена, не могу не назвать еще несколько имен преподавателей, оказавших большое влияние на меня и моих сокурсников. В их числе супруга Георгия Сергеевича – Валентина Семеновна, преподавала методику, Лариса Евгеньевна Чуфистова вела английский, потом долгое время была деканом факультета.

Очень хорошую память о себе оставили Александр Андреевич Лебедев и Ростислав Николаевич Соколовский. Первый вел грамматику, классный специалист, и если я разобралась со сложной грамматикой английского языка, то только благодаря ему. Ростислав Николаевич – очень интересной судьбы человек, из «детей КВЖД». Им разрешили вернуться в СССР в оттепель, но не дальше Урала. Он преподавал у нас английский, знал много других языков, олицетворял дух свободы преподавания. Он ничего не навязывал, создавалось впечатление, что надо просто уметь много брать от него.

Вообще хочу заметить, в то время еще присутствовал дух известной исторической оттепели в нашей стране. Думаю, это накладывало отпечаток на общую атмосферу в институте, может быть, и меня сформировало.

– С точки зрения преподавателя как оцениваете то время?

– Достаточно неплохой был учебный план, он выстраивался так, что давали фундаментальные знания по специальности – много часов отводилось на специальные дисциплины. Потом их количество стало урезаться, но делалось это рационально, на основе других методик.

Многое изменилось с подсоединением к интернету. И студенты, кстати, к нам совсем другие пришли. Это было уже в начале девяностых годов. Приходилось все время адаптироваться, что-то придумывать. Мы с Ларисой Евгеньевной Чуфистовой два учебных пособия для студентов выпустили, в том числе о том, как пользоваться электронными библиотеками.

– Какие знаменательные вехи университета можете отметить? Какие, на ваш взгляд, характерные черты присущи ему и только ему?

– Одной из вех назову период, когда ректором работал Геннадий Филиппович Куцев. Он не боялся брать на себя ответственность, много рисковал, а какой настрой задавал коллективу! Все напряженно работали… Это при нем мы вместе со всей страной попали в «эпоху» выживания. Помню ужасную середину девяностых, сократили учебный план до четырех с половиной лет вместо пяти только для того, чтобы выжить. И мы не только выжили, в то время в университете было построено многое, что сейчас составляет основу его материальной базы.

О характерных чертах… Есть такие понятия – дух места, дух фокуса, дух свободы выражения. Тюмень, в отличие от ближайших региональных столиц и крупных городов, никогда не была закрытым городом, и здесь, если вспомнить ее историю, всегда сочувствовали ссыльному. И эти дух места, дух свободы присущи университету. Не в смысле, что кричишь на площади, например, о свободе и за свободу. Здесь – свобода мысли. Не буду утверждать, что это присуще только нашему университету, но к его характерным чертам отношу с уверенностью.

– Вернемся еще несколько назад. В 1973 году вуз получил статус университета, пора великих преобразований, новые преподаватели «понаехали»…

– Сменили все учебные планы – с педагогических перешли на университетские. Это было ощутимо и заметно. Открылись возможности сотрудничать с другими советскими, с зарубежными университетами. У студентов перспективы другие появились, и у ребят, соответственно, амбиции стали выше, абитуриенты из других регионов стали поступать.

Что касается преподавателей, конечно, кого-то, наверное, приглашали. Не буду говорить за весь университет, а по родному факультету могу, конечно, рассказать подробнее. Возвращались наши из аспирантур других вузов, в их числе Кира Алексеевна Андреева, Татьяна Васильевна Герасимова. Статус университета открыл новые возможности повышения квалификации преподавателей, стало больше целевых мест в аспирантурах, наши молодые специалисты поехали в аспирантуры ведущих вузов.

Но революций не было, университет строился из пединститута эволюционно. Это зависело, наверное, от личности руководителя, от его отношения к преемственности.

– Как вы воспринимаете стиль и ритм жизни университета последних лет? По мнению многих они существенно изменились… Что приветствуете, о чем вспоминаете с ностальгией, о чем из безвозвратно ушедшего искренне жалеете?

– Хорошо воспринимаю. Хотя бывают некоторые неопределенности, иногда, может быть, приходилось собственной «песне на горло наступать», но все продиктовано объективными причинами и обстоятельствами. Поэтому очень хорошо отношусь к деятельности Валерия Николаевича Фалькова на посту ректора, всегда поддерживала его начинания и сегодня искренне уверена в его будущих успехах на федеральном уровне.

И студент сегодня другой приходит, совершенно с иной подготовкой, с иным багажом. Он может не знать того, что знали студенты-предшественники, но явно больше знает нового и современного. Адаптивные процессы не совсем эволюционные, где-то взрывообразные, как, например, переход на индивидуальные программы (ИОТ), все работали над корами, элективами… Считаю, это помогло университету почувствовать себя не провинциальным вузом, а университетом, равным другим европейским. 

Сужу об этом не голословно, я хорошо знаю некоторые европейские вузы, в частности, университеты Тулузы, Кальяри (Сардиния). Кстати, с Университетом Тулузы им. Жана Жореса мы успешно реализуем магистерскую программу двойных дипломов по лингвистике.

Говоря о прошлом, ностальгии особой не испытываю, разве что по факультету романо-германской филологии (десять лет назад в результате реорганизаций он прекратил свое существование). Свое структурное формирование давало какую-то автономию, даже немного финансовой свободы. У меня, например, когда работала заведующей кафедрой, был грант на девять миллионов рублей по программе экологии языка (2010-2012), и мы были финансово свободны в организации конференций, приглашении на них ведущих специалистов. Хочу отметить, что такой грант в рамках национального проекта «Кадры России» тогда выиграли только три университета страны, а мы еще и среди них оказались первыми.

Из безвозвратно ушедшего жаль, конечно, людей, которых уже нет с нами. И Георгия Сергеевича Бабкина, у которого была замечательная, долгая жизнь, и Александра Андреевича Лебедева, покинувшего нас до обидного рано, и других учителей, наставников, коллег.

– Что пожелаете сегодняшним коллегам, будущим поколениям университета накануне его знаменательной даты?

– Успехов, удачи, дерзаний! Не сдаваться и не унывать ни при каких обстоятельствах!

Источник:

Управление стратегических коммуникаций ТюмГУ